Насиловали Ветрова цинично и бесцеремонно. Двое шнырей держали за руки, а Жорик, танкист Игоря, стянул с Ветрова штаны и с силой вгонял член в его задницу. Ветров попробовал закричать, но один из шнырей закрыл ему рот полотенцем. Кровь медленно потекла по ногам Ветрова, а Жорик продолжал получать удовольствие.
– Смотри, так он целка, – сказал Андрюха и заржал.
Другие арестанты потирали руки и ждали своей очереди. Вася отвернулся и уставился в окно. Скрипел зубами, но решил не вмешиваться. Белобрысый стоял возле дверей и закрывал глазок, чтобы менты не поймали их на горячем. Кормушка открылась тихо, без звука. Никто ничего не понял. В центр камеры влетел какой-то свёрток, закрутился на месте и взорвался. Камеру затянуло едким дымом, и тут же в кормушке появилось дуло автомата. Очередь холостых патронов нарушила планы насильников. Дверь моментально открылась, и влетел ОМОН, который начал дубинками бить всех подряд. Омоновцы были в шлемах и со щитами. Тех, кто стоял на ногах, прижали щитами к стене и дубасили по ногам. Народ орал истерически, и в этом хаосе невозможно было понять ничего. Меньше всего досталось тем, кто успел спрятаться под нарами, но потом их вытягивали за ноги и били дубинками по почкам и спинам. Пелена тумана рассеялась, а ОМОН продолжал свою работу.
– Так вы тут, ребятки, – закричал вбежавший офицер, – беспределом занимаетесь? Он ворвался в камеру, как разъярённый бык. Тяжело дышал, и казалось, что ещё немного, и лопнет, как воздушный шарик. Глаза его налились кровью, и, брызгая слюной, начальник по режиму в эти минуты мог разорвать на мелкие кусочки любого, кто попался бы под руку. Он заметил лежащего возле туалета Ветрова, избитого и без штанов. Тот не подавал признаков жизни. Офицер толкнул его ногой, в ответ Ветров только промямлил что-то нечленораздельное.
– Жив?
Тот кивнул и потерял сознание.
– Всем построиться, – заорал офицер, и осуждённые, с трудом поднимаясь, становились в две шеренги. Омоновцы стояли в дверях, наблюдая за результатами своей работы.
– Какая сука насиловала? – обратился офицер к арестантам. – Ну, я спрашиваю, кто это сделал?
Народ молчал и только потирал руки и спины, пытаясь смягчить синяки.
– Кто смотрящий в хате?
Игорь стоял в дальнем углу и выходить не собирался. Он знал, чем это ему грозит.
Офицер понял, что правды не добьётся, и решил идти другим путём.
– Обиженные в камере есть?
Людка вышел в центр камеры и опустил голову.
– Фамилия твоя как и по какой статье сидишь?
– Румянцев Иван Васильевич, кража документов.
Офицер скрестил на груди руки и со злостью спросил:
– Тебя здесь опустили?
Людка кивнул и вытер сопливый нос.
– За что, расскажи…
– Ну, я это…
– Не мямли, а говори, бояться не надо.
– Хлеб съел пайковой, и сахар…
– Понятно, а теперь покажи, кто это сделал…
Людка показал пальцем на Игоря и отвернулся.
– Ага, так это, значит, ты, красавчик, занимаешься беспределом и людей опускаешь…
– Да брешет он, гражданин начальник, – ответил Игорь, – вы спросите у братвы. У нас не занимаются беспределом, и всё по справедливости.
– А это, – он повернул голову в сторону Ветрова, – тоже по справедливости?
– Этот субчик сам захотел, он по свободе голубой.
– Что, серьёзно? – Офицер сделал удивлённое лицо, на котором Игорь прочитал явный сарказм и усмешку.
– А мы сейчас это у него спросим. Поднимите и посадите на кровать этого человека.
Шныри усадили Ветрова на шконку, а сами встали в строй.
– Как ваша фамилия? – спросил офицер.
– Ветров, – крикнул рыжий из строя.
– Я что, у тебя спрашиваю? – Офицер с ненавистью посмотрел на рыжего и остальных заключённых.
Ветров тем временем начал приходить в себя, и офицер это заметил.
– Так ты, говорят, голубой, – обратился он к нему.
В ответ Ветров покачал головой, отрицая слова офицера.
– Ну, что теперь скажешь?
Игорь понял, что никакие доводы и аргументы его не спасут.
– На выход с вещами, и быстро.
Игорь взял рюкзак и вышел из камеры.
– Лицом к стене, руки на стену. – Это уже спецназовцы ставили на растяжку смотрящего. В камере воцарилась тишина, и только слышны были тяжёлые удары дубинок. Игорь упал, а омоновцы продолжали воспитательную беседу.
– Потише там, – крикнул офицер, – не убейте эту гниду. – Он хорошо разбирался в понятиях тюремной жизни.
– Первая семья, выйти из строя…
Жорик вышел первым, за ним шнырь, помощник. Жоре досталось прилично, после дубинок вся спина стала синяя.
– Вещи свои в зубы и на выход, – скомандовал офицер. Спецназовцы стояли в ожидании новой жертвы и переговаривались.
– Врача вызвали? – спросил офицер у командира бойцов. Тот включил рацию и вызвал доктора.
Жорика отделали по полной программе, и шнырю досталось. Потом их отправили в карцер на пятнадцать суток, а смотрящего перевели в другое крыло тюрьмы.
Камеру расформировали по другим этажам, а в этой остались обиженные.
Вася попал на второй этаж, к строгачам, и до поздней ночи пояснял братве о том, что произошло в камере номер сто шестнадцать.
– Эй, братан, пора уже просыпаться…
Белому ужасно хотелось спать после карцера. Спина болела от железных прутьев нар, и сейчас чистая, мягкая постель напоминала детство, когда так не хотелось просыпаться и идти в школу.
– Я ещё часок посплю, – сказал он Худому, который сам недавно проснулся и не мог прийти в себя после накурки.
– На бараке братва ждёт, время-то уже обеденное…
– Ладушки, – сказал Белый, слезая с кровати. Он принял душ, выпил кофе и собрался выйти в зону.